03.03.2015

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ «ЧЕЛОВЕК»

После очередного просмотра выпуска новостей я в расстроенных чувствах иду на кухню заварить себе крепкий чай. Прохожу мимо книжного шкафа и удивляюсь тому, как «уживаются» на одной полке великие литературные наследия, достояния культуры мирового уровня: Чингиз Айтматов с его романом «Плаха» по – соседству с «Тихим Доном» Шолохова, белорусский писатель Василь Быков и сборник незабвенных стихов Булата Окуджавы. Вот произведения «певца добра и человечности» Расула Гамзатова – народного поэта Дагестанской АССР, к ним по-дружески прислонилась бордовым книжным корешком «Калина красная» Василия Шукшина - русского советского писателя, уроженца Алтайского края. Так странно, что им не тесно вместе, они не отвергают друг друга, им уютно в своем обществе. Не до вражды… Напротив, в каждой строчке царит любовь. Ко всему живому, к миру и друг к другу. Сильные духом и умные люди всегда великодушны.



А что с нами? Мы превратились в ограниченную, злобную толпу, за подхваченной идеей чистоты расы скрывающей свой первобытный оскал. Сейчас с голубого экрана мы то и дело слышим слова, заученной бесчувственной строкой комментирующие события уходящего дня: « В селе Ремонтном Ростовской области произошел межнациональный конфликт между местными жителями и приезжими с юга»; «Дагестанцы захватили село Скорняково в Липецкой области и безнаказанно избивают русских»; « Полиция предотвратила межнациональную драку в поселке Бурянский Тульской области»; «Русские жестоко громят кавказцев в Бирюлево»… Самое страшное то, что список подобных сообщений можно продолжать и продолжать. Нам не дико говорить о смерти, мы спокойно наблюдаем убийство и поножовщину, откровенно смакуя новые факты. Мы равнодушны и тем жестоки.

Мы деградируем, уверенно возвращаясь к примитивному: «Хлеба и зрелищ!» И не стоит прикрываться патриотизмом, потому что это слово означает любовь, а значит, уважение и доброта. Мы не патриоты, мы трусы. Мы подняли руку на ближнего, себе подобного. Это проще всего. Это не требует усилий. Вот он рядом, как на ладони, и мы знаем куда бить. Мы не промахнемся. Неужели внутри нас пепелище? Где наше сострадание и милосердие? Неужели мы способны беспощадно бить под ребра только потому, что у упавшего перед нами на колени черные вьющиеся волосы или, напротив, русые кудри и светлые глаза? Как разгоряченные фанаты кричат на матче общим гулом: «Гол! Гол», мы срываем на митингах голос ужасающими выкриками: «Убей! Убей!» Что с нами? Ведь совсем недавно мы не были заражены этой чумой.

Пожалуйста, давайте вспомним. Вспомним нашу точку отсчета. Наше общее горе. Наш окоп на двоих, наш хлеб на двоих. Великая Отечественная война… Прадедушка блокадник рассказывал мне, как страшно было лежать в комнате с умершим от голода отцом и не иметь сил отогнать крыс, объедавших ему пальцы. Как ужасно было смотреть в заклеенное крест-накрест окно и видеть измученных людей, везущих маленькие и большие свертки — тела своих близких. И еще как страшно уже после прорыва блокадного кольца потерять мать в поезде, везшем в эвакуацию, к жизни. Я слушала прадедушку и удивлялась: как все это может выдержать человек? И насколько силен русский дух! Но, видимо, нет национальности у смелости, стойкости и отзывчивости. Как нет национальности у горя и слез. И, вспоминая прабабушкины белорусские рассказы о войне, я понимала, что испуганные крики детей, прячущихся от бомбежек, одинаковы в Ленинграде и в Бресте. В оккупированном Минске моя прабабушка, выходя из дома, прощалась навсегда с родными так же, как и мои близкие в захваченном врагами Майкопе.

Люди ждали с фронта писем, отдавали детям последний кусок хлеба, уходили на заводы, чтобы хоть чуть-чуть приблизить Победу, плакали вместе с соседями, получившими похоронку. Слезы… они тоже не различают ни времени, ни границ, ни возраста и льются из голубых глаз, зеленых, серых, карих, из наивных и много повидавших. Слезы до сих пор подступают к горлу, когда подходишь в Волгограде к монументу «Родина-мать зовет» или к памятнику во Владикавказе, посвященному защитникам Кавказа, павшим в Великую Отечественную. Как объяснить смерть, горе, войну? Как сказал Хемингуэй, «есть вещи хуже войны — это трусость, предательство и эгоизм».

А сейчас мы именно предаем. Предаем тех, кто отдавал свою жизнь за людей, не спрашивая их национальности. Неужели нам нужна всеобщая беда, чтобы понять, насколько мы нужны друг другу и важны друг для друга. Чтобы перестать мерить всех одним аршином, ведь парень с кавказской внешностью, которого ты сейчас ударил, единственный, кто вчера в метро вызвал «скорую» твоему отцу. На кожице любого яблока есть червоточины, но нет причины из-за этого бросать его целиком в мусор. Всем нам светит одно солнце, нас кормит одна земля, убаюкивают одни звезды. Туча, вобравшая в себя влагу с заснеженных вершин Кавказа, может пролиться летним дождем в Москве. С высоты птичьего полета уже не разглядеть, под какими флагами кто живет. А если подняться еще выше и взглянуть на все глазами Вселенной и Бога, то мы увидим, что земной шар и есть наша Родина.



Мать – одна на всех. Она любит нас, дарит нам жизнь. Мы, как любые дети, бываем нерадивы, капризны и непослушны. Вопреки заветам Матери стали изъясняться на разных языках, забывая о родстве, обижаем друг друга. Но, вскормленные одной Матерью, мы иногда чувствуем одинаково. Слезы безутешной вдовы понятны всем, как и горе сиротки. Единственная неназванная ни на одном языке это мать, потерявшая своих детей.

Невозможно измерить глубину этого горя, поэтому не найдено слов. Глаза Матери не могут бесконечно смотреть на то, как ее дети беспощадны друг к другу. За любого из нас ей больно. Ее разбитое сердце, как бы мы ни играли им, всегда готово простить и сказать каждому из нас: « Не ушибся, сынок?»
Так, может, пора вспомнить об этом?

Автор: М.Креузова

Сумма голосов:  1
Рейтинг:  2.93