Закрыть
Логин:
Пароль:
Забыли свой пароль?
  Войти      Регистрация

05.03.2011

Нетипичный день инспектора

Произнеся это, Светлана ставит чайник греться, вытаскивает печенье и конфеты. Эта хрупкая изящная девушка по совместительству старший инспектор по делам несовершеннолетних. Мы с ней пьем чай в ее рабочем кабинете и со стороны выглядим, как две кумушки-подружки, болтающие о своем, о женском.
    «Понятия добра и зла для большинства из них не существует», - повторяет Светлана. Я смотрю в окно. Погода сегодня быстро меняется. С утра было так холодно, шел снег, я промерзла до костей. А сейчас потеплело, и накрапывал колючий противный дождь. В кабинете же тепло и уютно, и так не хочется отсюда выходить. Но это неизбежно. Ведь сегодня объявлено мероприятие «День здоровья», в рамках которого инспекторами по делам несовершеннолетних совершается плановый обход трудных семей и посещение детских школьных учреждений.
    Ту сакраментальную фразу Светлана сказала о беспризорниках  и о трудных детях. Она рассказывает мне истории своих подопечных сначала обыденным спокойным тоном, но по мере нашего разговора она всё больше увлекается и начинает проявлять эмоции. Ее истории страшны тем, что это истории загубленных жизней, начиная от рождения. Она рассказывает мне, что наш район, в целом, благополучный. Здесь почти нет беспризорников и бродяжек. Всё-таки это центральный район, здесь есть куда пойти, в общем-то, негде бесцельно бродить. Потом здесь живет много интеллигентных семей, что накладывает отпечаток на их детей, и на то, что происходит в районе. А вот спальные районы, вокзалы, рынки – это просто беда. И особенно злосчастные «Три вокзала»: Ленинградский, Казанский, Ярославский. Оказывается, вся Москва поделена между группировками беспризорников. В нашем районе пару лет назад всем заправляли малолетние беспризорники, сбежавшие из специнтерната в Нелидово, что под Тверью. Девочек среди них не было. Они ночевали на чердаках, в подвалах, днем побирались на рынках и воровали. Инспекторы знали их всех в лицо, и те даже с ними здоровались при встрече. История этих детей трагична: кто-то спился, кто-то умер от передозировки наркотиков или клея, кто-то попал в тюрьму или покончил с собой. Недавно один из них вышел из тюрьмы, и пока о нем ничего не слышно. А новых тверичан не появилось, и одной из многих головных болей у инспекторов стало меньше.
На днях я посмотрела документальный фильм о беспризорниках «Дети Ленинградского». Режиссер фильма Ханна Полак спускалась в катакомбы, где снимала на камеру всю неприглядную правду о беспризорных детях: как они пьют, нюхают клей, дерутся, живут и умирают в этих жутких норах и подвалах. Я не представляю, как Ханна Полак туда залезала вдвоем с подругой, так как туда побоятся забраться даже милиционеры. Светлана рассказывает мне, что к журналистам беспризорники относятся намного лучше. Ведь это такие позёры, так играют на камеру, гордятся, что их снимают. Даже в фильме Ханны видно, какие среди них есть актерские таланты. Какие истории рассказывают и какие у них при этом глаза! Сочиняют на ходу, да так, что не поверить в это невозможно.
    Светлана рассказывает, какие тут крокодильи слезы льют те, кого к ней доставляют, как они врут. У многих из них отсутствует разум из-за постоянного нюхания клея, у большинства с детства хронический алкоголизм. А наши законодатели считают, что российские законы слишком жестоки к детям, и идут по пути смягчения наказаний и принудительных мер. В результате имеем то, что имеем, - полный бардак. Например, говоря о малолетних алкоголиках, наркоманах, их нельзя забрать на принудительное лечение, даже если этого хотят родители. Достаточно такому «малышу» написать отказ от лечения, и никто ничего не сможет сделать против его воли. Вот такой у нас добрый закон, нельзя деток обижать. А то, что эти «детки» уже сине-зеленые от наркотиков, клея и алкоголя, и огромное количество преступлений совершается именно ими, это закон и государство не волнует. Применить принудительные меры разрешается только в случае попытки суицида, приступа «белой горячки», совершения преступления «детками», то есть когда уже всё, крайняя степень разложения личности…
    Мы со Светой горячо обсуждаем ювенальную юстицию, которую нам хочет навязать Запад. Ведь, если не дай Бог, это всё начнет активно работать, мы лишимся нормального общества окончательно. Ведь теперь ребенку будет достаточно заявить в соответствующие органы, что, мол, родители меня ругают и бьют, даже если речь идет о банальном «ремнем по попе». И этого будет достаточно для лишения родительских прав.
    Света говорит, что сейчас даже дети стали очень юридически подкованные в вопросах своих прав и чуть что – «их (права) качают». И практически  не осталось мер воздействия на трудных детей. 9-10 лет назад ситуация была намного лучше, а сейчас хоть плачь. И беспризорников в нашей стране сейчас больше, чем после Великой Отечественной Войны. Раньше ими занималось государство, вытягивало беспризорных детей за уши, предоставляя им всё необходимое для воспитания и нормальной жизни. А сколько великих людей в прошлом были беспризорниками! Сейчас всего этого нет и в помине. Ведь большинство беспризорников – это дети деградировавших от пьянства и наркомании родителей. Они уже рождаются со склонностью к этим порокам, их лица с детства отмечены признаками вырождения. Генетику никто не отменял, и к сожалению, во многих, даже в младенчестве усыновленных, сиротах со временем проявляются ужасные пороки их родителей. Я знаю много случаев, когда таких приемышей брали в очень хорошие интеллигентные семьи, а подрастая, эти дети начинали пить, принимать наркотики, воровать, убегать из дома, бродяжничать, а повзрослев, становились сознательными преступниками.
    Особенно вся эта «прелесть» проявляется в переходном возрасте. А 14 лет – это просто катастрофа для «трудных» детей! Света жалуется на одну мать – алкоголичку, которая говорила: «А что такого, что моему сыну 9 лет, и он пьет. Вы что, сами никогда не пили?» А когда сыну исполнилось 14 лет, и он стал неуправляемым, мать пришла к инспекторам, мол, сделайте с ним что-нибудь. А что уже сделаешь?...
    Света рассказывает, какие честные глаза на беседе делают ее малолетние «клиенты», клянутся больше никогда не брать в рот и капли спиртного. Выходят за ворота – и напиваются «в хлам». И лечиться не хотят, хотя «лечебницы» для них, по рассказам инспекторов, похожи на санатории с бассейном, садом, отдельными жилыми комнатами. Но «детки» не хотят туда, их и так  всё устраивает. Кстати, многим беспризорникам нравится их жизнь: полная свобода, броди, где хочешь, заработал копейку, потратил на клей и выпивку – и «улетел»! А большего им, быстро деградирующим, и не надо.  
    У таких детей действительно нет понятия добра и зла, они не понимают, когда поступают плохо. Их вечно пьяные родители не видят ничего такого в том, что их дети пьют чуть ли не с пеленок, что в их домах сомнительные компании устраивают пьяные оргии прямо при малышах. Как много случаев изнасилований маленьких детей именно в таких пьяных компаниях прямо в присутствии родителей! Родителей, которые по природе должны защищать, холить и лелеять свое маленькое сокровище! Понятно, что для большинства людей это вообще находится за гранью добра и зла. Таких выродков-родителей надо казнить на месте. Но вот парадокс: дети обожают вот этих своих родителей…
    Сегодня на повестке дня заявление Вовы 14-и лет. Он написал заявление на маму, что и такая она, и сякая, и инспекторы собрались к их семье на проверку. Света рассказывает мне историю Вовы. Отец от мамы ушел, зажил своей жизнью,  у него появилась девушка. У матери тоже появился друг. Вова же, которого Света всегда называла «Вова-нюня», последний месяц-полтора стал страшно пить. В школу приходил пьяный, не «просыхал» вообще. Он обвинял мать в том, что ушел отец, что она плохая, хотя мама бьется изо всех сил, работает, их обеспечивает. Было с маминой стороны упущение, что она предоставила сына самому себе. Он уже давно везде ездил сам, одежду сам себе покупал и так далее. А мать не очень-то следила, чем он занят в свободное время. Летом Вова подрабатывал, раздавал листовки, а вот осенью «слетел с катушек». Причем отец, которого Вова обожает, когда сын позвонил ему, сказал, что у Вовы есть мать, вот пусть к ней сын и обращается со своими проблемами. Свое участие в воспитании сына отец ограничил тем, что иногда подбрасывает ему денег на карманные расходы… И Вова тогда заявил матери, что ненавидит и отца и ее, но хочет, чтобы они были вместе. Не желает ничего слышать, когда ему говорят, что это невозможно. А тут еще и несчастная любовь. Есть у Вовы в классе какая-то Виолетта, которая сначала «крутила» с Вовой, потом с другим. Страсти кипели просто мексиканские… Всё вместе привело к ужасному нервному срыву, который не смогли решить ни беседы с инспекторами и психологами, ни с родителями, ничего. Принудить Вову к лечению было невозможно, поэтому инспекторы ломали голову: как вытащить мальчишку, что делать?
    Вообще «Что делать?» основной вопрос, проходящий через всё время моей встречи с инспекторами. Что делать, например, с буйными «детишками»? Ведь инспекторы по делам несовершеннолетних считаются, видимо, самой большой силой в нашей милиции. Поэтому им не выдают ни оружия, ни спецсредств типа дубинок и наручников. Ведь они имеют дело с детьми, которых надо убеждать, а не применять к ним силу. А то, что некоторые из этих «деток» могут убить, это закон не волнует. Светлана рассказывает, как во время посещения одной из «неблагополучных» квартир на девушку из комиссии кинулся пьяный с ножом. Она успела закрыться рукой, и нож поранил руку, а не лицо. А на саму Свету напал подросток прямо во время беседы в милиции. Он с утра выпил полбутылки абсента, и когда его доставили в отделение, он был «не в этом мире». Потом на беседе вдруг пришел в себя и кинулся на инспектора. Она даже не успела позвать на помощь, и ей пришлось с ним драться. Света со смехом показывает мне обычную канцелярскую папку с документами и говорит, что это единственное их средство самообороны.
    Работе инспекторов, конечно, не позавидуешь. В основном, ими работают женщины, которые идут, зачастую только вдвоем, в действительно опасные места, где не знают, что их ждет. Света, например, никогда не закрывает на замок дверь посещаемой квартиры и старается по возможности быть ближе к выходу. Да, и кроме опасности, вообще жуткий негатив исходит от этих отвратительных квартир-притонов, где невозможно нормально жить. А тут живут, да еще один из одним рожают детей, не давая им жизни с рождения…
    Я спрашиваю Светлану, не жалко ли ей всех трудных детей, с которыми она работает. Она говорит, что жалко, пока не подумаешь, что они совершают в затуманенном или озлобленном состоянии, и какие это бывают жестокие преступления. Какие эти «детки» хитрые и любят играть на жалости, пуская «крокодильи слезы». Ханна Полак, режиссер «Детей Ленинградского», после выхода фильма поселилась вместе с подругой в квартире рядом с Тремя вокзалами. Она продолжала навещать своих, теперь уже подопечных, беспризорников, кормила их, поила, лечила, а тех, кто вызывал доверие, стала приглашать к себе домой на чай. Она рассказывала, что сначала приходили к ней с опаской, а потом всё охотнее, что дети оттаивали, чувствуя домашнее тепло.  А некоторые из этих детей пытались изменить свою жизнь… Очень благостная картина, но я знаю и другие истории, когда беспризорники грабили и убивали тех, кто протягивал им руку помощи. Многие из них не видят в этом ничего такого. Конечно, есть те, кого можно вернуть к людям, особенно тех, кто только начал бродяжничать. Но  кто живет на улице уже давно, независимо от возраста, уже совсем не «детки». Им наплевать на всё, кроме своего выживания и дозы кайфа.
    Инспектор Светлана сама по образованию педагог, то есть знает, как правильно вести себя с детьми. Но ее «клиенты» - специфический народ, поэтому с ними она себя ведет согласно возникающей ситуации, во всяком случае, кидаться  обнимать подобных «маленьких детишек» она не станет. При этом Света не равнодушно-отчужденно выполняет свою работу. Нет, вдвоем со своей начальницей, тоже Светланой, они бьются, ломают головы, как вернуть своих подопечных в нормальный мир. Они не могут вернуть этим детям мир детства, потому что эти дети уже взрослее самых взрослых людей. Но пытаются хотя бы вытащить из грязи улиц и пороков…
Вторая Светлана-начальница с ее светлыми волосами, мягким голосом и интеллигентным видом совсем не тянет на свое громкое звание. В который раз убеждаюсь, насколько бывает обманчива внешность человека. Просто потом я вижу, как она умеет общаться с самыми разными людьми: от малолетней матери-алкоголички до директора престижного школьного лицея, куда мы позже зайдем. Для каждого с кем беседует, она подбирает нужные слова, интонации, и каждый чувствует, что небезразличен ей. В то же время она не принимает всё близко к сердцу, не льет бесполезные слезы жалости, а начинает думать, искать решение проблемы. Это называется «деятельное добро».
Невозможно работать в этой среде без позитивного человеческого начала, где градус негатива зашкаливает. Обе инспекторши постоянно улыбаются, и от этого на душе становится легче. К слову, зарплата соответствующая, так чтобы хватало на хлеб и воду, а вот икра и масло по очень большим праздникам…
Мы втроем выбираемся из уютного мирка кабинета и выходим на неприветливую улицу. Мы сегодня не пойдем к Вове, потому что вроде у них в семье на время всё утряслось, и Вова отказался от своего заявления. Шлепаем по лужам к дому, где живет семья Ивановых. В квартире проживает мать-алкоголичка, которая родила в 16 лет дочь Оксану. Та пошла по материнским стопам, родив рано, и теперь в 27 лет у Оксаны двое детей-школьников. Мать и дочь пьют со всеми вытекающими. Я иду к ним домой с некоторым душевным трепетом после всех этих рассказов. Дверь в общий блок без глазка, никто не открывает и приходится обзванивать все квартиры подряд. В итоге, общую дверь нам открывает таджикская девочка из соседней квартиры. Инспекторы спрашивают ее, почему она даже не спросила, кто там. Но девочку явно не волнуют такие глупости, она только смотрит на нас своими блестящими темными глазками. Дверь в ее квартиру распахнута, там внутри кто-то ходит. В общем, все свои, некого бояться. Мы подходим к нужной нам квартире. Сначала дверь кажется мне приличной, а потом я вижу, что она без ручки. Открывает нам довольно миловидная девица, но на ее лице уже лежит неизгладимый отпечаток алкоголизма. А ведь Оксане всего 27 лет. Мы заходим, сразу бросаются в глаза оборванные провода, свисающие со стен и потолка. Вот почему и звонок не работал. Навстречу нам выходит очень симпатичный худенький светловолосый мальчик, сын Оксаны. Он очень радостно машет рукой инспекторам, с которыми знаком, и бодро отчитывается, что в школе всё хорошо, 7 пятерок получил. Из-за шума, вызванного нашим приходом, просыпается младшая дочка Оксаны, такая же хорошенькая и светловолосая, как и ее брат. Оба ребенка похожи на нежных ангелочков. И вот, глядя на них,  меня в первый раз что-то колет внутри: неужели такие чудесные дети пойдут по стопам своих родителей в будущем? Но их мамаша сегодня, на удивление, трезвая, разговорчивая и доброжелательная. У нее появился гражданский муж, который работает в такси, она к нему туда же устраивается работать диспетчером. До прихода к Ивановым инспекторы рассказали мне, что мать Оксаны, алкоголичка, любит тащить к ним в дом всякий хлам, и  в квартире поэтому горы мусора до потолка. А сама вечно пьяная бабка на пару с дочерью постоянно «посылает» инспекторов трехэтажным матом во время их посещения. Но сегодня Оксана гордо демонстрирует аккуратно стоящие пакеты, в которых сложен весь хлам на выброс. Ее сын, играя на полу, весело говорит, что иногда хочет сжечь всю эту бабушкину ерунду. Сама бабушка, слава Богу, спит, поэтому если бы не общий убогий вид самой квартиры, ничто не портит благостного впечатления. Мы прощаемся с хозяйкой и детьми и выходим. Инспекторы довольны, и мы на такой позитивной волне идем к следующим «клиентам».
Девочка 15-и лет из семьи алкоголиков и сама пьет, «не просыхая». Сейчас она забеременела и бросила школу. Мы поднимаемся на этаж, где находится ее квартира. Дверь в нее совершенно безобразная, сделанная буквально из картона. На наш звонок отвечает заспанный голос, а потом, когда инспекторы представляются, нам долго не открывают. На соседней двери я замечаю красную точку сигнализации. Да уж, с такими соседушками без сигнализации не обойтись. Наконец, нам открывают. Дверь, оказывается, вообще не заперта. Войдя, инспекторы выговаривают девочке, что не закрывает дверь на замок, а сама спит. Она же отвечает, что всё равно сюда никто не войдет – все боятся. Пока девочка говорит, я рассматриваю ее. 15 лет – а лицо уже испитое и деградировавшее. Квартира неубранная, пол липкий и черный от грязи, воздух спертый до ужаса. Инспекторы продолжают выговаривать девчонке теперь уже за прогулы школы, а она, хоть и нормально им отвечает, но так хитро и нагло улыбается, что всем своим видом говорит: «Да плевала я на вас на всех!». Я прохожу на кухню. Там такой же жуткий спертый воздух, грязь, да еще и горит одна конфорка на плите. Такое ощущение, что сейчас эта кухня взорвется, и я, вернувшись в прихожую, говорю девчонке, чтобы она выключила огонь. Инспекторы тем временем выспрашивают ее, кто отец ребенка, откуда он, где они будут жить, на что и как. Та что-то невразумительное бормочет в ответ, но по большому счету и не стремится оправдаться или что-то прояснить. Одна комната в этой жуткой квартире закрыта на ключ, и девчонка категорически отказывается ее открыть. У меня закрадывается подозрение, что она что-то прятала там, пока держала нас за дверью квартиры. В другой комнате спит ее брат. Ему лет 20, он недавно вернулся из зоны, где отсиживал срок. В их квартиру действительно боятся заходить посторонние, потому что слава о ней идет далеко, это настоящий притон. К брату постоянно приходят его дружки, такие же, как и он. Света мне рассказывает, что у уголовников это как закон: если освободившемуся негде жить, он живет у кого-то из ранее освободившихся. Возможно, один из них и стал избранником нашей подопечной, отцом ее будущего ребенка… И всё-таки сейчас ситуация в квартире внешне нормальная, и мы с облегчением покидаем это не самое приятное место. Выйдя из квартиры, я замечаю на стене рядом с дверью надпись: «Ты девочка супер секс». Инспекторы вздыхают, говоря о ней: их подопечная сейчас деградировала настолько, что до ее сознания уже не достучаться. А ведь всего несколько лет назад она училась, занималась танцами, участвовала в конкурсах, брала призы. И вот эти злосчастные 14 лет, переходный возраст, когда весь организм бурлит. В этом возрасте отвратительные черты ее родителей проявились во всей красе и взяли верх…
Следующие наши «клиенты» - семья алкоголиков – имбецилов. Голова мамаши уродливо вытянута, а в середине слегка вогнута, и похожа на странную картофелину. Она наплодила таких же детей и живет с сыном в другой квартире. Мы же направляемся в гости к ее дочери, которая живет отдельно со своей семьей. Дверь в ее квартиру нормальная, так как владельцы квартиру сдавали, и жильцы поставили приличную дверь. После звонка за ней раздается жуткий собачий вой. Сразу вспоминается рассказ Светы, как она пришла с проверкой в квартиру, где оказались три овчарки, и оттуда пришлось срочно ретироваться… Дверь приоткрывается, и в образовавшуюся щель просовывается голова хозяйки квартиры. Она спрашивает у меня, что нам здесь надо, а я «торможу» и просто, молча, ее разглядываю. Узнав обеих Светлан, хозяйка просит нас подождать, запирает собаку и впускает нас в квартиру. Прихожая крошечная, мы в ней еле помещаемся. Чистота здесь, как и в остальных неблагополучных квартирах, понятие относительное. Хозяйка не такая страшная, как я ожидала, но то, что это человек не вполне нормальный, видно сразу по форме ее головы, лицу, вытаращенным глазам. В квартире две комнаты, одна проходная, по которой тихо ходит ребенок, не обращая внимания на наши приветствия. Еще один ребенок спит в кроватке у стены. Другая комната закрыта, из-за двери слышен громкий детский рев, а потом на закрытую дверь с той стороны начинают с силой кидаться. В прямом смысле, по ней кто-то с силой колотит изнутри, и дверь просто ходит ходуном. Всё как в кино, отличная картинка из «ужастика». Мы быстро уходим, потому что из-за громких криков и грохота почти ничего не слышно. Уже в дверях хозяйка резким грубым голосом начинает спрашивать, как ей можно восстановиться в родительских правах. Некоторое время назад в суде она отказалась от одного из своих детей, а теперь решила вернуть себе права на него. У нее появился муж, который хочет усыновить ее детей. Инспекторы объясняют ей, как это сделать, и мы уходим окончательно. Потом уже на улице они рассказывают мне, что ребенок, от которого она тогда отказалась, болен водянкой головного мозга….
Обе Светланы приятно удивлены сегодняшним обходом. Сегодня какой-то нетипичный день инспектора, как они его называют. Все «клиенты» такие паиньки, прямо таки образцово-показательные. Приятно, когда выпадает такой рабочий день, особенно пятница. Конечно, для убойного репортажа мне надо было быть с инспекторами в другие дни, когда снимали с крыш готовых прыгнуть вниз подростков-суицидников, когда от вусмерть пьяных родителей забирали плачущих детей и так далее. А сегодня день заканчивается очень мило. Мы идем на осенний школьный бал в районный лицей, который тоже опекают инспекторы. Этот новенький сияющий вестибюль, ухоженные, с иголочки одетые дети и родители, доброжелательные учителя и школьный персонал составляют резкий контраст с тем, что нам только что довелось увидеть.
К сожалению, то, что нормальному человеку кажется убожеством и грязью, «клиентам» инспекторов кажется чем-то нормальным и естественным. Все их жуткие квартиры похожи друг на  друга своим видом и общим унылым духом беспросветности, запущенности, деградации. Это одна из причин, почему многие дети и бегут из этого ада на улицу. Наверно, им легче быть беспризорниками и жить свободно среди таких же детей, ночуя в подвале или на чердаке, где, может, еще и почище и получше, чем в квартире с алкоголиками-родителями, где каждый раз рискуешь быть побитым, убитым, изнасилованным родительским собутыльниками…
После бала мы выходим на улицу и сердечно прощаемся с обеими девушками. Они идут в отделение писать отчет, а я иду к себе домой. По пути я размышляю о том, какой я счастливый человек, что росла в хорошей семье с любящими родителями, и что никогда, даже в страшном сне, не видела, что всё может быть совсем по-другому. И я, наконец, делаю то, что хотела сделать весь этот день. Я достаю мобильный телефон и набираю до боли знакомые цифры.
- Привет, дочь! – раздается в трубке голос папы. – Ну, как всё прошло?....




Автор статьи: 

Возврат к списку


Материалы по теме:




Свидетельство о регистрации СМИ “ЭЛ № ФС77-33828” от 23 октября 2008 г.
Интернет-радио “ДИАЛОГ”. Профессиональное издание. Россия, Москва © 2010 г.
Профессиональный хостинг от компании "ТаймВэб"